Прижала пальцы к губам, они тряслись, но щеки горели румянцем. Она так умом тронется за три месяца рядом с ним. В голове вновь вспыхнула мысль о побеге, но потом накатила обреченность.

Быстро выбрала нужные вещи, уже не разбирая, что нравится, что нет. Девушка-консультант предлагала все новые наряды, а она все соглашалась, и пусть без примерки, если что, можно будет сдать или обменять.

Обратную дорогу Руслан сидел впереди и даже не смотрел на нее, Тимур пошел с ней в аптеку, будто на самом деле она сейчас сбежит, купила нужные таблетки, сразу три стандарта. Вот будет совсем не здорово, если она забеременеет от них. При мысли о сексе, которому неизбежно быть, мысли путались, сердце отбивало неровный ритм.

– Белка?

– У вас нет квартиры? Вы тоже живете в гостинице?

Альберт обходит кучу пакетов, останавливаясь около большого панорамного окна. Вид из него и правда шикарный, из номера люкс может быть только такой.

– Квартира есть, но живем здесь. Тебе нравится номер?

– Нет, мне нравилась моя квартира. А теперь там мой муж, который проиграл меня в покер, и которого я не могу видеть, а еще которого я боюсь. Эта квартира - все, что есть у меня, от маминой средней сестры досталась, наследство, так сказать.

Альберт закурил, выпуская ровные кольца дыма, Вика посмотрела на него. Как всегда, шикарен: темно-синяя рубашка, идеально сидящий пиджак на широких плечах, холодный взгляд. Он этим взглядом замораживал и в то же время разжигал внутри огонь.

– Через два часа чтоб была готова.

– Обезьянку будут показывать народу?

Фирсов сжал губы, развернул Вику за плечи к себе.

– Белка, ты вот только не прикидывайся дурой, ведь ты умная девочка и все прекрасно понимаешь. И чем меньше ты начнешь себя накручивать и просто примешь то, что есть, тем сразу станет проще жить.

– Ты пробовал так?

– Пробовал, было дело.

– Но я не могу.

– Можешь. Виктория, ты не только умная, но и сильная.

– Да какая я сильная? Муж проиграл, вы попользовались. Нет силы и смелости даже сбежать.

– Ну, я же говорю, умная, ума-то хватает не сбежать.

Лицо мужчины так близко, снова тонкий аромат парфюма и сигарет. Его пальцы ласкают шею, чуть сжимая. Альберт скользит носом по щеке девушки, от нее пахнет яблоками, а еще немного страхом. Точно глупая, сама еще не понимает, какую силу может иметь над мужчинами. Которые ради нее будут дуреть, убивать, предавать, стоит ей только взмахнуть ресницами.

Главное не вляпаться в это самому.

– Давай потрахаемся, стоит, сил нет.

– Альберт! – Вика дергается назад, но он ее удерживает.

– Не хочешь?

Вика молчит, а у самой учащается дыхание. Хочет ли она? Не может понять. Это все неправильно, повторяет про себя уже, наверно, в сотый раз, как заевшую пластинку. Но тело реагирует на этих мужчин, словно с ними в сговоре.

– Альберт?

– Да, белка.

Пальцы чуть сильнее сжимают шею, а он целует, так нежно, стараясь не сделать больно, Вика шумно вдыхает, на языке привкус никотина.

– Будешь так стонать, возьму у этого окна. Как вспомню тебя на коленях, ласкающую своим чудесным ротиком наши члены, к ебеням готов бросить все дела и не вынимать из тебя член.

Продолжает целовать, лаская языком губы, поглаживая шею, самого потряхивает с ней рядом. Такая соблазнительная, даже в этой дурацкой футболке и джинсах, хотя Фирс всегда был эстетом. Шлюхи были только элитные, дорогие и красивые, знающие свое дело.

Отстраняется, быстро скользит по лицу девушки, в ее глазах туман, ухмыляется.

– Слушай, как ты с Мироновым сошлась? Не могу представить, что может быть у вас общего, кроме фамилии после свадьбы.

– В кафе познакомились.

– В кафе при стрипклубе?

– Нет, просто в кафе, рядом с художественным училищем.

Вика моргает несколько раз, отходит в сторону, Алберт смотрит весело, снова затягивается.

– С семьей его знакома?

– Нет, он говорил, что те живут в другой стране.

– Если бы. Значит, не приняла бедную родственницу из художественного училища наша элитно-козлиная семейка. Ну, этого следовало ожидать.

– В смысле?

– А в том смысле, белка, что у Антон, видимо, реально на тебе крыша поехала, женился даже, пошел наперекор семье. То-то я смотрю, ставки у него стали мельче, ты реально была его последний шанс в тот вечер.

– На мне что, нельзя жениться?

Альберт не ответил.

– Держи, сохрани на память, – Фирс что-то вкладывает Вике в ладонь, зажимая пальцы. – Два часа на сборы. И ты не обезьянка, ты белка, будешь сыпать в груды изумруды, или как там у классика. Я выиграю много изумрудов.

Он уходит широким уверенным шагом. Вика разжимает пальцы, на ладони лежит обручальное кольцо, точно такое же все еще носит она. Это кольцо Антона, но у девушки даже нет слез, чтоб снова впадать в истерику. Такое чувств, что прошло несколько месяцев с того момента, как она обо всем узнала, но на самом деле всего двое суток.

Хотелось лечь и ни о чем не думать. Но точно знала, что ей не дадут этого сделать. Надо начинать жить по новым правилам, всего три месяца, сущая ерунда.

Подошла к куче пакетов и коробок, надо было все разложить и развесить, где-то в номере была гардеробная. Так прошел почти час, самой последней была черная коробка, Вика открыла, убрала тонкую бумагу. Изумрудная ткань, провела по ней пальцами, достала платье, повернулась к зеркалу. Очень красивое, она видела такие только в журналах на длинноногих моделях.

Странная из нее Золушка получается, да и сказка неправильная выходит.

ЧАСТЬ 23

1997 год.

– Рус, сиди тихо.

– Что там такое, Альберт? Кто эти люди?

– Я не знаю.

Двое мальчиков, забравшись на лестницу, что вела на чердак старого дома, сидели, прижавшись к перилам. Оттуда было немного видно большую комнату первого этажа, главная лестница брала начало именно оттуда, шла на второй этаж, к спальням. Но именно с маленькой, что вела на чердак, закрытый ржавым гвоздем, было видно, что происходит внизу.

Альберт часто так сидел и смотрел, когда к отцу поздними вечерами приходили люди, они курили, немного выпивали и до утра играли в карты. Игра его завораживала, он и сам спер у отца колоду, долго изучал масти, разглядывал картинки. Но все никак не мог понять в свои еще десять лет принцип игры, а спросить у отца было страшно. В дурака-то он играть умел, но игра, которая велась ночами, была совсем другой.

Отец и так оставил его нехотя, когда Альберт сбежал к нему в пятый раз от бабки, которая постоянно пичкала кашей и не давала гулять. Проклиная его отца и мать, которая, повесив этот хомут на нее, в лице внука, пять лет назад, просто ушла из дома, за лучшей жизнью. А папаша, тот еще подлец, шулер и бабник.

– Альберт, ну что там?

– Тихо, – Альберт прошептал, закрывая рот Руслана ладонью.

Этому сопляку, его, можно сказать, брату, было всего восемь. Жутко любопытный, везде сующий свой нос пацан по началу его раздражал, но потом привык и даже сроднился. Лучше уж жить с отцом, его новой женщиной Зоей и ее сыном в доме за городом, чем с вечно ворчливой бабушкой в маленькой комнатке в старой коммуналке.

Зоя ему нравилась, молодая, веселая, она постоянно стряпала яблочный пирог и так смотрела на его отца, что Алберту был непонятен ее взгляд.

– Нет, ты, сука, меня плохо понял? Я спросил, ты меня плохо понял?

Внизу раздался крик, мужчина говорил очень громко, голос низкий. Женский визг и плачь, а еще причитания. Удар, еще один, грохот. Кто-то кого-то бил. И скорее всего, били его отца.

– Послушай, Петро, я все верну, совсем скоро все верну.

– Он уже задолбался ждать, когда ты все вернешь. Сколько можно, Фирс? Ты что, еще не облапошил всех в свои карты, ты ведь много выиграл, надо делиться?

– Петро, ну кто кого облапошивает? Покер — это честная игра. Я все верну если, надо, так и передай Мирону. Но не сейчас, сейчас не могу.